Стихи о форсировании водной преграды

[pomny-gorgys]

Александр Твардовский "Переправа"

Ночью, первым из колонны,
Обломав у края лед,
Погрузился на понтоны
Первый взвод.
Погрузился, оттолкнулся
И пошел. Второй за ним.
Приготовился, пригнулся
Третий следом за вторым.
Как плоты, пошли понтоны,
Громыхнул один, другой
Басовым, железным тоном,
Точно крыша под ногой.
Налегли, гребут, потея,
Управляются с шестом.
А вода ревет правее -
Под подорванным мостом.
Вот уже на середине
Их относит и кружит...
А вода ревет в теснине,
Жухлый лед в куски крошит,
Меж погнутых балок фермы
Бьется в пене и в пыли...
А уж первый взвод, наверно,
Достает шестом земли.

Переправа, переправа!
Берег левый, берег правый,
Снег шершавый, кромка льда...

Кому память, кому слава,
Кому темная вода, -
Ни приметы, ни следа.

Ночью, первым из колонны,
Обломав у края лед,
Погрузился на понтоны
Первый взвод.
Погрузился, оттолкнулся
И пошел. Второй за ним.
Приготовился, пригнулся
Третий следом за вторым.

Как плоты, пошли понтоны,
Громыхнул один, другой
Басовым, железным тоном,
Точно крыша под ногой.

И плывут бойцы куда-то,
Притаив штыки в тени.
И совсем свои ребята
Сразу - будто не они,

Сразу будто не похожи
На своих, на тех ребят:
Как-то все дружней и строже,
Как-то все тебе дороже
И родней, чем час назад.

Поглядеть - и впрямь - ребята!
Как, по правде, желторот,
Холостой ли он, женатый,
Этот стриженый народ.

Но уже идут ребята,
На войне живут бойцы,
Как когда-нибудь в двадцатом
Их товарищи - отцы.

Тем путем идут суровым,
Что и двести лет назад
Проходил с ружьем кремневым
Русский труженик-солдат.

Мимо их висков вихрастых,
Возле их мальчишьих глаз
Смерть в бою свистела часто
И минет ли в этот раз?

Налегли, гребут, потея,
Управляются с шестом.
А вода ревет правее -
Под подорванным мостом.

Вот уже на середине
Их относит и кружит...
А вода ревет в теснине,
Жухлый лед в куски крошит,
Меж погнутых балок фермы
Бьется в пене и в пыли...

А уж первый взвод, наверно,
Достает шестом земли.

Позади шумит протока,
И кругом - чужая ночь.
И уже он так далеко,
Что ни крикнуть, ни помочь.

И чернеет там зубчатый,
За холодною чертой,
Неподступный, непочатый
Лес над черною водой.

Переправа, переправа!
Берег правый, как стена...

Этой ночи след кровавый
В море вынесла волна.

Было так: из тьмы глубокой,
Огненный взметнув клинок,
Луч прожектора протоку
Пересек наискосок.

И столбом поставил воду
Вдруг снаряд. Понтоны - в ряд.
Густо было там народу -
Наших стриженых ребят...

И увиделось впервые,
Не забудется оно:
Люди теплые, живые
Шли на дно, на дно, на дно...

Под огнем неразбериха -
Где свои, где кто, где связь?

Только вскоре стало тихо, -
Переправа сорвалась.

И покамест неизвестно,
Кто там робкий, кто герой,
Кто там парень расчудесный,
А наверно, был такой.

Переправа, переправа...
Темень, холод. Ночь как год.

Но вцепился в берег правый,
Там остался первый взвод.

И о нем молчат ребята
В боевом родном кругу,
Словно чем-то виноваты,
Кто на левом берегу.

Не видать конца ночлегу.
За ночь грудою взялась
Пополам со льдом и снегом
Перемешанная грязь.

И усталая с похода,
Что б там ни было, - жива,
Дремлет, скорчившись, пехота,
Сунув руки в рукава.

Дремлет, скорчившись, пехота,
И в лесу, в ночи глухой
Сапогами пахнет, потом,
Мерзлой хвоей и махрой.

Чутко дышит берег этот
Вместе с теми, что на том
Под обрывом ждут рассвета,
Греют землю животом,-
Ждут рассвета, ждут подмоги,
Духом падать не хотят.

Ночь проходит, нет дороги
Ни вперед и ни назад...

А быть может, там с полночи
Порошит снежок им в очи,
И уже давно
Он не тает в их глазницах
И пыльцой лежит на лицах -
Мертвым все равно.

Стужи, холода не слышат,
Смерть за смертью не страшна,
Хоть еще паек им пишет
Первой роты старшина.

Старшина паек им пишет,
А по почте полевой
Не быстрей идут, не тише
Письма старые домой,

Что еще ребята сами
На привале при огне
Где-нибудь в лесу писали
Друг у друга на спине...

Из Рязани, из Казани,
Из Сибири, из Москвы -
Спят бойцы.
Свое сказали
И уже навек правы.

И тверда, как камень, груда,
Где застыли их следы...

Может - так, а может - чудо?
Хоть бы знак какой оттуда,
И беда б за полбеды.

Долги ночи, жестки зори
В ноябре - к зиме седой.

Два бойца сидят в дозоре
Над холодною водой.

То ли снится, то ли мнится,
Показалось что невесть,
То ли иней на ресницах,
То ли вправду что-то есть?

Видят - маленькая точка
Показалась вдалеке:
То ли чурка, то ли бочка
Проплывает по реке?

- Нет, не чурка и не бочка -
Просто глазу маята.
- Не пловец ли одиночка?
- Шутишь, брат. Вода не та!
Да, вода... Помыслить страшно.
Даже рыбам холодна.
- Не из наших ли вчерашних
Поднялся какой со дна?..

Оба разом присмирели.
И сказал один боец:
- Нет, он выплыл бы в шинели,
С полной выкладкой, мертвец.

Оба здорово продрогли,
Как бы ни было, - впервой.

Подошел сержант с биноклем.
Присмотрелся: нет, живой.
- Нет, живой. Без гимнастерки.
- А не финн? Не к нам ли в тыл?
- Нет. А может, это Теркин? -
Кто-то робко пошутил.

- Стой, ребята, не соваться,
Толку нет спускать понтон.
- Разрешите попытаться?
- Что пытаться!
- Братцы, - он!

И, у заберегов корку
Ледяную обломав,
Он как он, Василий Теркин,
Встал живой, - добрался вплавь.

Гладкий, голый, как из бани,
Встал, шатаясь тяжело.
Ни зубами, ни губами
Не работает - свело.

Подхватили, обвязали,
Дали валенки с ноги.
Пригрозили, приказали -
Можешь, нет ли, а беги.

Под горой, в штабной избушке,
Парня тотчас на кровать
Положили для просушки,
Стали спиртом растирать.

Растирали, растирали...
Вдруг он молвит, как во сне:
- Доктор, доктор, а нельзя ли
Изнутри погреться мне,
Чтоб не все на кожу тратить?

Дали стопку - начал жить,
Приподнялся на кровати:
- Разрешите доложить.
Взвод на правом берегу
Жив-здоров назло врагу!
Лейтенант всего лишь просит
Огоньку туда подбросить.
А уж следом за огнем
Встанем, ноги разомнем.
Что там есть, перекалечим,
Переправу обеспечим...

Доложил по форме, словно
Тотчас плыть ему назад.

- Молодец! - сказал полковник. -
Молодец! Спасибо, брат.

И с улыбкою неробкой
Говорит тогда боец:
- А еще нельзя ли стопку,
Потому как молодец?

Посмотрел полковник строго,
Покосился на бойца.
- Молодец, а будет много -
Сразу две.
- Так два ж конца...

Переправа, переправа!
Пушки бьют в кромешной мгле.

Бой идет святой и правый.
Смертный бой не ради славы,
Ради жизни на земле.

Как это было

Вид на Лосевские пороги со стороны финских позиций. Современное фото

6 декабря в район Кивиниеми были направлены 90-я стрелковая дивизия и 24-й корпусной артиллерийский полк. Начальник штаба 50-го стрелкового корпуса отдал приказ о переброске дивизии в три часа утра 6 декабря, дивизия должна была сосредоточиться в Кивиниеми к рассвету 7 декабря 1939 года. Частям дивизии необходимо было повернуть на восток и пройти маршем около 15–20 километров.

Около 7 утра штаб 90-й сд получил приказ начальника штаба 50-го ск быть в готовности к переправе к 11:00. Порядок переправы был следующим: первым идет 461-й стрелковый полк 142-й стрелковой дивизии, затем 35-я легкотанковая бригада и затем 90-я дивизия. По данным начальника штаба корпуса, южный берег протоки был уже очищен от финнов и занят 461-м сп.

К этому моменту в район Ояла прибыли штаб 90-й дивизии и ее 173-й стрелковый полк. На подходе был 286-й полк. Однако артиллерия дивизии сильно отстала из-за пробок.

В район Кивиниеми лично прибыл командющий 7-й армии Яковлев, командир 50-го ск, начальник инженерной службы фронта. Среди сопровождавших начальство военных корреспондентов был и поэт Александр Твардовский.

На деле выяснилось, что деревня Кивиниеми на южном берегу и Суворовский шанец все еще заняты небольшими группами финнов. Командир 142-й сд лично повел в атаку свой 461-й полк, но финны только к 12:00 отступили за протоку и взорвали мосты.

Подразделения 461-го полка вышли на берег протоки. Они первыми вошли в соприкосновение с основной линией финской обороны. И в этот момент финны обрушили на полк огонь всего, что было в наличии, — артиллерии, минометов, пулеметов. До этого 461-й полк привык иметь дело только с небольшими финскими отрядами прикрытия силой до роты. Не выдержав неожиданного и плотного обстрела, подразделения 461-го сп начали беспорядочный отход от берега протоки.

К 14:00 комбриг Зайцев, командир 90-й сд, видя отход 461-го полка, приказал второму батальону 286-го полка занять район крепости. Несмотря на все усилия, собрать и привести в порядок разбежавшиеся подразделения 461-го полка не удалось, хотя в этом принимал участие и штаб 7-й армии. Стало ясно, что для приведения полка в порядок потребуется длительное время. Времени же у командарма Яковлева было очень мало.

Результатом неразберихи у Кивиниеми стало решение командарма-7 бросить на форсирование части 90-й сд немедленно, с марша. Приказ был отдан устно. Времени на подготовку форсирования водной преграды оставалось до прибытия 5-го понтонного батальона, приданного 142-й сд (понтоны все еще пробивались к Кивиниеми через пробку на шоссе).

Комбриг Зайцев и его штаб успели только провести рекогносцировку места переправы и отдать предварительные приказания. Не было времени на разведку, подтягивание артиллерии, организацию взаимодействия родов войск.

Любой, кто посещал бывший поселок Кивиниеми, нынешний поселок Лосево, и видел знаменитые Лосевские пороги, задаст резонный вопрос: как могло командование дивизии решиться форсировать Лосевские пороги на понтонах? Почему при рекогносцировке берега штаб 90-й дивизии сразу не отказался от переправы по причине ее физической невозможности?

По схемам переправы, составленным после войны капитаном Залесским из штаба 90-й дивизии, становится ясно, что и место начала переправы, и место рекогносцировки были значительно западнее порогов. Погрузка на понтоны происходила в районе между Ояла (Варшко) и Кивиниеми (Лосево), в месте, где Вуокса все еще представляет собой озеро и не сужается до бурной протоки. В отчете о переправе записано: «скорость течения незначительна, незаметна».

Очевидно, командование 90-й сд решило, что если переправляться на достаточном удалении от порогов, то понтоны и танки-амфибии на пороги течением не унесет. Еще западнее порогов по льду комбриг переправляться не решился, так как не было времени провести ледовую разведку.

Комбриг Зайцев принял решение: в первом эшелоне переправляется первый батальон 173-го сп в сопровождении роты плавающих танков Т-37А и Т-38 из 339-го танкового батальона дивизии. Огневую поддержку переправе должны были оказать батареи полковой и противотанковой артиллерии полка, а также танки Т-26 из того же 339-го тб. Все огневые средства были выдвинуты на берег в район погрузки на понтоны. При захвате плацдарма батальон должен был закрепиться и дать сигнал ракетами. После этого должна была начаться переправа основных сил полка и дивизии.


Малый плавающий танк Т-37А, захваченный финнами.

Артиллерия дивизии и корпуса были на подходе. На утро 7 декабря на позициях стоял только один дивизион 269-го гаубично-артиллерийского полка 142-й дивизии и два дивизиона 149-го гаубично-артиллерийского полка. В полдень на огневые позиции въехал один дивизион 96-го артполка. Остальная артиллерия была еще на марше, причем везла с собой она только половину боекомплекта. Никакой артиллерийской разведки проведено не было, и об эффективной артподговке речи идти не могло.

Единственными разведывательными данными о противнике в Кивиниеми были карты из «Альбома укреплений Карельского перешейка», составленного на основе агентурных данных в 1937 году. То есть - до начала строительства основных оборонительных рубежей, получивших название "Линии Маннергейма". ДОТ первого периода постройки были сооружены непосредственно на берегу реки, стандартные полукапониры и капониры образца 1939 года — на удалении 200–300 метров от берега.

Всего на берегу Вуоксы и Суванто в 1920-е годы было построено шесть узлов сопротивления. В каждый узел входил капонир на 4 орудия и два пулеметных ДОТ фронтального огня для его прикрытия от десантов противника. Капониры были встроены в мысы для лучшего прострела зеркала воды и были фактически незаметны со стороны противника. Каждый из них был оснащен бронекуполом для наблюдения за противником и корректировки огня. В фортах устанавливались 57-мм орудия, оставшиеся от царской армии (в Кивиниеми был построен полукапонир на одно орудие и пулемет).

Командиры 461-го полка о группировке финнов ничего сказать не могли. Из-за утреннего боя с финнами на южном берегу порогов и из-за задержки понтонов погрузка началась только во второй половине дня. В 15:30 на берег в район переправы вышел первый батальон 173-го стрелкового полка, на прямую наводку встали 6 орудий полковой артиллерии и 12 сорокапяток. Туда же подъехали 5 танков Т-26 для ведения огня с места и 12 танков Т-38.

В это же время в район переправы подъехала голова колонны 5-го понтонного батальона и сразу же начала спускать понтоны на воду. Около 16:00, в наступающих сумерках, были готовы первые три понтона. На них погрузились два стрелковых взвода первой роты и один пулеметный взвод.

Из 12 плавающих танков 8 были готовы к спуску на воду. Крошечные амфибии сразу столкнулись с трудностями. Один танк запутался в проволоке, четыре сели днищем на камни, и только три танка поплыли сопровождать понтоны. Уже полностью стемнело. Маленький отряд уходил в неизвестность.

Как только понтоны и танки достигли середины протоки, течение огромной силы подхватило их и понесло к подорванным мостам. В тот же момент финны осветили протоку прожекторами и открыли пулеметный огонь по понтонам и месту погрузки. Одновременно открыли огонь финские минометы и артиллерия. Сигнала ракетами от отряда не последовало.

В кромешной темноте, под обстрелом, к погрузке приступили три взвода 2-й роты. Взводы были отправлены на северный берег с тем же результатом.

Ночью с северного берега реки по взорванному мосту пробрался командир взвода, который рассказал о судьбе отряда. По его словам, течение было столь мощным, что подхватило понтоны и понесло к взорванным мостам. Его понтон сумел достичь противоположного берега, но потери от огня были очень тяжелыми. Командир роты пропал.

Комвзвода предложил перебросить 4-ю роту через протоку по взорванному мосту. Эта попытка была предпринята, но финны обнаружили роту и открыли по ней сильный пулеметный огонь. Рота вернулась на южный берег, погрузилась на последние три понтона и также отправилась в темноту.

Утром на южный берег выбрались три экипажа танкеток Т-38 и еще несколько бойцов. Среди них был и командир первой роты, отправившийся на противоположный берег с первыми тремя понтонами. Только тогда стала ясна вся картина неудачи.

Прошитые пулеметными очередями понтоны начали тонуть, их понесло течением на пороги и выбросило на южный берег. Из 9 понтонов, которые были посланы на северный берег, достигли цели только четыре, причем большинство бойцов на понтонах были ранены и убиты еще до того, как понтоны причалили к берегу. Тем не менее они сумели зацепиться за берег и пробиться в деревню, где засели в подвалах. Связи с ними не было. Сигнал ракетами командир первой роты дать не смог, так как случайно утопил ракеты при переправе.

Один из танков перевернулся на середине протоки и затонул, наскочив на камень, два оставшихся добрались до противоположного берега, но выйти на него не смогли из-за крупных валунов и толстой кромки льда. Впоследствии их тоже отнесло течением, и они затонули.

Утром 8 декабря переправа была прекращена. 173-й полк был отведен из района переправы, его место занял 286-й. 173-й полк доложил о потере 114 человек пропавшими без вести.

Около 30 бойцов полка сумели продержаться в подвалах на северном берегу еще двое суток, отбив несколько финских контратак. Когда у них закончились патроны, они были либо перебиты, либо взяты в плен.

Несмотря на полный провал переправы, командование 7-й Армии отрапортовало наверх о том, что два батальона зацепились за северный берег протоки и создали плацдарм. Подобное приукрашивание ситуации было типично для раннего периода финской кампании и приводило Ставку Верховного Главнокомандования в ярость. Когда выяснилось, что сообщение было ложным, предупреждение получили и Мерецков, и Яковлев.

Александр Твардовский написал свое знаменитое стихотворение «Переправа» под впечатлением событий 7 декабря 1939 года на переправе у Кивиниеми. Стихотворение достаточно точно отражает ход событий того вечера.

После срыва переправы командование корпуса потребовало от командиров 142-й и 90-й дивизий продолжить переправу днем 8 декабря на уцелевших понтонах и доставленных из Ленинграда обывательских лодках (всего 250 штук). Однако командиры дивизий и полков потребовали сутки на разведку и подготовку переправы. Командование корпуса согласилось с их доводами.

Новое решение на переправу было такое:
— переправа производится в ночь с 9 на 10 декабря 1939 года;
— производится она в нескольких местах на широком фронте;
— переправа производится только после надлежащей подготовки и при должном боевом и материальном обеспечении.

Была произведена ледовая разведка с мыса Лехти-кюля и составлены планы артиллерийской подготовки и дальнейшего артиллерийского сопровождения. Произведенная ледовая разведка показала возможность переправы по льду в пешем строю — толщина льда была уже 5 сантиметров и более.

Переправляться 90-я дивизия должна была в двух местах: на лодках и понтонах у протоки по старому плану и по льду с мыса Лехти-кюля в двух километрах западнее.

Вечером 9 декабря в целях обеспечения переправы на северный берег с мыса Лехти-кюля вышла разведрота 588-го сп, а в районе мыса сосредоточился второй батальон 588-го полка.

Поздно вечером 9 декабря разведрота донесла в штаб дивизии, что перешла Вуоксу, не обнаруженная финнами, и сосредоточилась на северном берегу. Все было готово для начала переправы, но она была отменена приказом командования 50-го ск, командарм Яковлев уже 8 декабря отказался от наступления на кексгольмском направлении и предложил Ставке нанести главный удар на выборгском направлении.

(с)Баир Иринчеев